1. Какое ужасно-ничтожное время представляет для России XIII век ! Сотни мелких государств единоверных, одноплеменных, одноязычных, означенных одним общим характером и которых, казалось, против воли соединяло родство,— эти мелкие государства так были между собою разъединены, как рідко случается с разнохарактерными народами. Они были разъединены не ненавистью—сильные страсти не досягали сюда— не постоянною политикою, следствием непреклонного ума и познания жизни: это был хаос браней за временное, за минутное— браней разрушительных, потому что они мало-помалу извели народный характер, едва начинавши принимать отличительную физиономию при сильных норманских князьях. Религия, которая более всего связывает и образует народы, мало на них действовала. Религия не срослась тогда тесно с заковами, с жизнью. Монахи, настоятели, даже митрополиты были схимники, удалившиеся в свои кельи и закрывшие глаза для мира; молившиеся за всех, но не знавшие, как схватить с помощью своего сильного оружия, веры, власть над народом и разжечь этой верой пламень и ревность до энтузиазма, который один властен соединить младенчествующие народы и настроить их к ве¬ликому. Здесь была совершенная противополож¬ность Западу, где самодержавный папа, как будто невидимою паутиною, опутал всю Европу своею религиозной властью, где его могущественное слово прекращало брань или возжигало её, где угроза страшного проклятья обуздывала страсти и полудикие народы. Здесь монастыри были убежищем тех людей, которые кротостью и незлобием составляли исключение из общего характера и века. Изредка пастыри, из пещер монастырей, увещали удельных князей; но их увещания были напрасны: князья умели только поститься и строить церкви, думая, что исполняют этим все обязанности христианской религии, а не умели считать ее законом и покоряться её велениям. Самые ничтожные причины рождали - между ними бесконечные войны. Это были не споры королей с вассалами или вассалов с васса¬лами:—нет! это были брани между родственни¬ками, между родными братьями, между отцом и детьми. Не ненависть, не сильная страсть возды¬мала их:—нет! брат брата резал за клочок земли или, просто, чтобы показать удальство. Пример ужасный для народа! Родство рушилось, потому что жители двух соседних уделов, род¬ственники между собою, готовы были каждую ми¬нуту восстать друг против друга с яростью волков. Их не подвигала на это наследствен-ная вражда, потому что кто был сегодня друг, тот завтра делался неприятелем. Народ приобрел хладнокровное зверство, потому что он резал, сам не зная за что. Его не разжигало ни одно сильное чувство—ни фанатизм, ни суеверие, ни даже предрассудок. От того, казалось, умерли в нем почти все человеческие сильные благородные страсти, и если бы явился какой-нибудь гений, который бы захотел тогда с этим народом совершить великое, он бы не нашел в нем ни одной струны, за которую бы мог ухватиться я потрясти бесчувственный состав его, выключая разве физической железной силы. Тогда история, казалось, застыла и превратилась в географию: однообразная жизнь, шевелившаяся в частях и неподвижная в целом, могла считаться географическою принадлежностью страны.